В четверг 12 ноября 31-летнему минчанину Роману Бондаренко сделали операцию. Парень находится в крайне тяжелом состоянии. В больнице прошел консилиум. О его результатах «Нашей Ниве» рассказали родственники:

— Было кровоизлияние в те отделы мозга, которые отвечают за жизненно важные процессы организма. Там была очень большая гематома, пришлось делать трепанацию черепа, чтобы мозг не давил на черепную коробку.

Теперь Роман в критическом состоянии. Шансы выжить оценивают, как 1 из 1000.

Ему нужно делать еще одну операцию. Но делать ее сейчас, пока Роман в таком состоянии, невозможно. Он ее не переживет.

Врачи сказали, что сейчас нужно просто ждать, может быть, Роману все же хоть немного станет лучше.

Бывали случаи, когда люди выживали после такого, но редко. По словам медиков, 10 лет назад он бы точно умер, сегодня же шансы все же остаются. «Мы делаем все возможное и даже больше, — говорят врачи».

Аналитик Сергей Чалый объясняет, что сейчас происходит в стране и почему режим в последнее время звереет от насилия.

После кадровых перестановок, когда одиозные силовики ушли помощниками президента и был назначен новый глава МВД, который не преминул показать, что он эффективнее предшественников, мы увидели очередной всплеск насилия и жестокости, сравнимый с первыми днями протестов.

Чалый приходит к выводу, что усиление насилия — долгосрочный тренд.
При этом Лукашенко ничего не форсирует, даже подготовка ко Всебелорусскому собранию и реформа Конституции идут вполне неспешно, никакого реального диалога нет.

— Важно помнить, что готовность людей выходить и в чем-то участвовать — всегда функция, соотношение коллективных выгод и персональных издержек от участия. Ставка была в какой-то момент сделана на заведение уголовных дел, но понятно, что с таким их количеством система может просто не справиться.

Две минуты — это подходяще для административного процесса, где свидетель с вымышленной фамилией и в балаклаве что-то рассказывает, но уголовный процесс сложнее. В итоге, думаю, нашли еще более простой способ повышения персональных издержек, — предполагает Сергей Чалый.

И пошел рост числа травм, переломанных пальцев, рук и ног, история вроде той, что была с избитым пилотом, которому повредили пальцы и был риск, что он долго не сможет работать. То есть ставка не на то, чтобы изолировать людей, втягиваться в сложные уголовные процессы, а на то, чтобы просто покалечить, лишив трудоспособности на тот же или даже больший срок. Тем более что очевидно: никаких расследований по этим фактам не будет.

— Если в первые дни протестов насилие и садизм были безадресными, то сейчас — адресные. И направлены они на успешных людей,
добившихся этого не благодаря благословению государства, на профессионалов высокого уровня, врачей, айтишников, артистов, спортсменов, музыкантов, которые внезапно оказались востребованы как никогда.

Все они не зависят от государства, они востребованы везде. То самое презренное третье сословие профессионалов, способных зарабатывать собственным трудом. И это важная часть происходящей сейчас буржуазно-демократической революции. Именно к этим людям адресно обращена ненависть, — отмечает аналитик.

Врачи оказались в эпицентре, потому что сошлось сразу несколько вещей. Во-первых, они на себе пережили ужасную тактику властей в первой коронавирусной волне. Им говорили, что медики всем обеспечены, но они прекрасно знали на личном опыте, как им врут. При этом власти еще возмущались, почему это столько медиков болеет.

Во-вторых, они первыми увидели покалеченных силовиками людей. И они прекрасно понимают, что это никакие не «нарисованные синей краской» синяки. Это серьезные травмы, пулевые ранения, разрывы внутренних органов.

В-третьих, важно помнить, что подготовка врача очень длительная, но в итоге это специалист такого уровня, который востребован везде.

— Угроза Лукашенко “если уехали — не возвращайтесь” напоминает мне старый анекдот про “если утонешь — домой не приходи”. Если врач решает уехать — это серьезное решение, требующее больших усилий, подтверждения диплома и т. п. На это тратится несколько лет, что дает практически стопроцентную гарантию того, что он не вернется никогда, — подчеркивает эксперт.

Сейчас почти не осталось людей, которые не получили бы от власти клеймо. Студенты такие, айтишники сякие, медики должны, артисты и спортсмены нам обязаны. И все — плохие. Кто остался? Красавцы!

Кстати, с Лукашенко и остались «красавцы», то есть силовики, и чиновники госаппарата из категории «а как же мы без него», отмечает Чалый.

— Удивительная история, о которой в своем Facebook написал Лев Львовский: технократов, людей, профессионально исполняющих свои обязанности, в Беларуси не осталось. Сейчас, когда очевидно, что насилие стало системным, любой оставшийся в системе работает не на страну, а исполняет функции, нужные режиму.

«И молчать и соглашаться с любыми действиями — это первый пункт вашего трудового договора», пишет Львовский.

— Помните, были системные либералы Ельцина, есть тот же Кудрин у Путина — он, даже уйдя с госслужбы, оставался системным человеком, а сейчас и вовсе возглавляет Счетную палату, то есть в проекции на Беларусь — Комитет госконтроля. У нас таких людей нет. Остались беспомощные, повязанные кровью люди, считающие, что ничего не могут без Лукашенко.

В системе остались беспомощные, повязанные кровью люди, считающие, что ничего не могут без Лукашенко
Все их «как же мы без него» и «без него все развалится» — это уже символ веры диктатора, убежден Чалый.