Крымская правозащитница Лиля Гемеджи назвала на пресс-конференции «7 лет беззакония. Что происходит с политзаключенными Крыма и Донбасса» страшную цифру 115. 115 политических заключенных в  Крыму, начинает свой материал журналист Виталий Портников.

По большому счету это 115 человек, находящихся в заключении только потому, что с уважением относятся к нормам международного права и считают оккупирован Россией Крым тем, чем он есть на самом деле, — по территории Украины. А уже все остальное — подверстаем под эту убежденность обвинения, которые часто не имеют ничего общего с реальностью. И тем не менее по этим обвинениям выносятся приговоры, оказываются в заключении люди, остаются без присмотра родителей …

И в России, и на Западе сегодня проявляют пристальное внимание к беззаконию, связанного с именем оппозиционного политика Алексея Навального. Европейский союз уже ввел новые санкции против представителей российского руководства, ответственных за преследование оппозиционера, и это отнюдь не конец попыток повлиять на Кремль.

Но российское беззаконие, уверен, началось, конечно же, отнюдь не из Навального. Оно началось с оккупации Крыма.

Мне могут сказать, что и до этого российские суды не отличались особой объективностью — достаточно вспомнить дело ЮКОСа, с которым связан знаменитый термин «Басманного правосудия». Однако с оккупацией Крыма начала формироваться совершенно новая система правосудия, которая игнорирует собственные правовые нормы — и нормы международного права.

Судите сами. Именно после оккупации Крыма стали возможны процессы, на которых выносили приговоры за действия, совершенные в период, когда Крым находился в составе Украины даже по действующему российскому законодательству. Стала привычной практика тайных процессов, давления на адвокатов, систематического использования силового воздействия — и это не в условиях военных действий, как, например, в Чечне, а в самое что ни есть в «мирное» время.

Конечно, такую ​​модель «судопроизводства» проще было использовать именно на оккупированной, а затем аннексированной территории — но постепенно она стала охватывать и Россию.

Ну и самое главное — именно после оккупации и аннексии Крыма российское руководство, похоже, разумеется, не сможет одновременно нарушать международное право и выполнять решения международных судов. Так, вероятно, появилась идея примата российского права над международным, которую протащили через референдум по конституционным изменениям, а сейчас применили на практике, когда ЕСПЧ потребовал от России немедленного освобождения Алексея Навального. И при этом игнорируется конституционная норма, согласно которой решение о том, делать или нет указание ЕСПЧ должен принять именно Конституционный суд.

Но разве тот же Конституционный суд сам не стал на путь игнорирования Основного закона, когда в 2014 году одобрил «присоединение» к России региона соседнего государства — хотя никакой правовой возможности для этого не было? Это и есть, уверен, постепенная, но неуклонная деградация права.

Так что Крым — действительно не бутерброд. Похоже, Крым — это надгробный камень на могиле того, что еще оставалось от российского правосудия к аннексии полуострова.