Локальное обострение на Светлодарской дуге выявило сразу комплекс проблем в самых разных областях воюющей третий год армии
В очередной раз во весь рост встал вопрос коммуникации военного ведомства и гражданского общества. Снова, как это было в Дебальцево зимой 2015 года, Марьинке в июне 2015 года и многих других случаях, информацию о состоянии дел на фронте мы вынуждены были черпать из "Фейсбука" и "Твиттера" волонтеров и журналистов, которые находятся на разном расстоянии от линии фронта. И это даже не первичные сведения — связи и интернета в районе просто нет — глушится, сообщает Коррупция.Инфо
Хотя пресс-служба АТО по прежнему выдает по две сводки на день, степень раскрытия истинного положения вещей остается на крайне низком уровне. Понятно, что это связано с различного рода ограничениями военного характера, однако нельзя сбрасывать со счетов и неразворотливость информационно-пропагандисткой машины.
Особенно ярко это проявилось в случае с пленными и якобы убитыми нашими военными. Первыми о том, что в плен попали трое наших и двое из них были убиты после пыток боевиками начали говорить в "Фейсбуке" "персонажи" (уж извините за такое несколько обидное сравнение) "Лили Сова" и "Мирослав Гай" — последний хоть и известный волонтер, однако сам находится далеко от линии фронта. Затем эту информацию понесли достаточно уважаемые в медийных кругах Семен Кабакаев и Александр Шульман. Дошло до того, что министерство обороны было вынуждено сделать заявление, из которого явствует, что в плен попал только один военнослужащий 18 декабря.
Однако 23 декабря в обед опубликовал свою версию и Юрий Бутусов, согласно которой никаких пленных нет вообще: "К сожалению, военнослужащий 1-го батальона, который пропал без вести 18 декабря, вчера был обнаружен погибшим. Тело эвакуировано. Также подтверждено, что два тела наших воинов попали в руки противника. Ребята вырвались вперед…"
Эту же версию несколько позднее подтвердил офицер с позывным "Купол".
То есть на лицо целая истерия, которая не идет на пользу ни военным, ни волонтерам, ни обществу в целом. Прежде всего, вести подобные разговоры в военный период как минимум безответственно, тем более не называя фамилий и званий. Это приводит только к панике у немолодых родителей всех, кто с честью воюет в составе 54-й бригады на фронте и многочисленным звонкам во всевозможные ведомства, которые, естественно, при отсутствии официальной информации не могут дать адекватного ответа.
Это сеет зерна недоверия к власти как таковой и как вариант может привести к стихийным акциям протеста, которые мы наблюдали массово в период обострений на фронте. Кому это играет на руку говорить даже не приходится — начиная от внутренних врагов (которые хотят видеть в террористах людей и попытаться вести непонятные переговоры) и заканчивая северным соседом, который пользуется подвернувшейся возможностью рассказать своим теле-зомби как все плохо "на Украине" и как люди выходят на улицы, протестуя против "гражданской войны".
Такие панические настроения вполне вкладываются в ставший печально известным план "Шатун" по раскачиванию ситуации у нас в стране.
С другой стороны подрывается авторитет того же волонтера, который в погоне за дешевой сенсацией спешит выложить в сеть непроверенную информацию. Зато потом можно будет массово прочитать слезные посты о том, что "народ устал" и "ручеек помощи армии иссякает". И странным образом это происходит именно после таких вот случаев откровенных вбросов — вольных или невольных.
В этой связи снова хочется поднять тему введения военной цензуры. Хорошо это или плохо в воюющей стране и насколько это влияет на пресловутые права человека — вопрос как нам кажется второстепенный. На первом месте должны стоять государственные интересы. Ведь многие забывают и еще один немаловажный аспект — такого рода вбросы, особенно в части касающейся пленных, убитых и раненых, крайне отрицательно влияют на общий моральный настрой в армии. И не только в тех подразделениях, которые воюют на Донбассе, а и в целом.
Поэтому хотелось бы всех призвать придерживаться хотя бы элементарных правил "медиа-гигиены" и не так активно реагировать на непроверенную информацию даже от казалось бы проверенных волонтеров, в конце-концов больше доверять государству — что увы и очень сложно.